Вот уже несколько дней я думаю о спектакле Жан и Беатриса. Он скоро появится в афише и на малой сцене нашего Театра молодежи. Но даже почти чёрно-белая версия генерального прогона спектакля держит меня в плену уже несколько дней.
Станислав Шкляренко и Татьяна Арыкова, если можно было бы плакать сидя в первом ряду без опасности стать участницей представления, я бы заплакала...
Я и теперь готова плакать о том, как это волшебно: появление сейчас, посреди растерянности и беспомощности - истории двух людей, в одиночестве закостенелых.
И в то же время без любви погибающих - как цветок без воды на окне 33-го этажа. Не полей его - он станет трухой...
Вот и Таня-Беатриса (мне кажется, Стасова Галатея, потому что такое ее живительное воплощение я вижу на сцене впервые) - решила, пусть придет тот, кто сможет её заинтересовать, взволнует и соблазнит. А она постарается его задержать. Например, выронит ключ от комнаты в окно 33-го этажа.
Сцены, когда Жан и Беатриса рассказывают друг другу истории (не слыша друг друга, как принято сейчас), когда он делает попытку добиться от нее слез сопереживания - отдельные маленькие спектакли. Это представление каждым себя, проговаривание прошлого, прожитого, но не пережитого, в каждом есть. И у автора пьесы, Кароль Фешшетт, выросшей между "папа всегда прав", мамой дома, воскресной службой и "задорными блондинками" - тоже есть.
"Я хотела этим приключением приглушить свою боль", - говорит Беатриса. "Боль у каждого, все с ней живут", - кричит Жан.
А когда он берется ее соблазнить - это волшебная пластика физического и эмоционального миров, сплетающихся в тонко обозначенных театральных рамках.
И растворяется боль.
Хотя это не просто, и мелькают на сцене нож и заветные двадцатки (Жан-то заработать пришел, а не развлечься!)
Но именно так, как он ее просил, она произносит "Жан... Жан... Жан ...".
И он ее обнимает в конце концов, преодолевая себя в этом движении, и как же дрожат его пальцы!
Это не спектакль.
Это наша жизнь.
Спасибо всем, кто причастен к созданию этого спектакля
Ждём